— Соня, скажи пожалуйста мне одну вещь.
— Ты хочешь спросить какую–то непристойность?
— Тебя это пугает, — спросил Женя, — если так, то я не буду.
— Я обожаю непристойности. Честно, — рассмеялась Соня.
— Ладно. Соня, скажи, а у тебя были раньше ребята… с которыми ты встречалась.
Соня потеряла дар речи от неожиданного напора Жени. Она не знала стоит ли ей отвечать. Хотя внутренний голос подсказывал. Скажи правду.
— Женя… Ты не думаешь что торопишься?
— Соня, мы можем болтать на природоспасительные темы еще уйму времени. Но ведь я уже вижу, что ты хочешь сказать что–то, но боишься.
— Ты прав. Я очень боюсь.
— Тогда в чем дело?
Соня была в замешательстве. Она не представляла что ей сказать, как вести себя, потому что ее этому никто и никогда не учил. Соня всегда была серой мышкой, участью которой было изучение книг, посещение бесконечных олимпиад, и изредка, пикировка с директором школы насчет ее «вольного» взгляда на классическую литературу в сочинениях.
— Женя. До тебя у меня никого не было. И имей в виду, я сегодня впервые позволила себя накрасить и завить. По жизни я серая и страшненькая, ты бы не обратил на меня внимание никогда, если бы случайно встретил меня в метро или на улице.
Соня погрустнела и опустила взгляд от глаз Жени.
— А вот тут ты очень заблуждаешься.
Женя смотрел на испуганную Соню и был готов уже сказать что–то такое, но испугался и тут же решил исправить собственный прокол:
— У меня есть идея, которая сгладит мое хамство.
— Женя, я вовсе не восприняла это как хамство, — постаралась успокоить его Женя, — просто. Ну рано еще. Я не совсем тебе доверяю, чтобы говорить на эту тему.
— Я понял. В связи с этим есть предложение по тому, как я могу загладить свою вину.
— И как же? — улыбнулась Соня.
— Предлагаю небольшое природное приключение. Раз уж я ушел с экологической темы, предлагаю к ней вернуться.
— И в чем оно будет заключаться?
— По моему, нет ничего интереснее и захватывающе, чем закат солнца, отражающегося в глади озера Рытое. Если мы сейчас уедем, то успеем снять катамаран и доплыть по каналам от Чистика до Рытого. Как, согласна?
— Женя! Я там ни разу не была! Только мне надо Надю предупредить.
— Забудь про Надю, пожалуйста. Я за тебя отвечаю теперь. Договорились?
Здесь следует позволить некоторое отступление, чтобы читатель не подумал, что Соня совершенно легкомысленная девушка, что готова ехать с первым встречным в никому не знакомый парк. Озерский Гидропарк является самым безопасным парком в мире, поскольку в нем ведется постоянное видеонаблюдение, в том числе через спутник (а все потому что туристов тьма, и иностранных тоже). А поездка на катамаране, который по сути являлся велосипедом с электромотором, была недешевым развлечением. Так что Соня прекрасно знала — если Женя попытается ее утопить или изнасиловать, то через минуту это будет на видео у охраны, а через пять минут его скрутят и отправят в милицию. У Жени было больше шансов надругаться над честью Сони прямо на вечеринке, где всем было наплевать что происходит по углам. Так что она смело согласилась сбежать и забыла про Надю, хотя благодарить за свое появление на этом вечере должна была именно ее. (На самом деле Тимофея, но она не в курсе).
Оказавшись в автомобиле Жени, который был не таким дорогим, как ожидала Соня, она услышала свой внутренний голос. Который повторял — это твой шанс, ты все делаешь правильно.
А раз внутренний голос уже включился и подталкивает Соню к приключениям — то пора и перестать бояться. Так они и исчезли с вечеринки. Их отъезд благополучно пропустила Надя, так и сидевшая в одиночестве и давно уже упустившая из виду Риту и Тимофея, зато это видел Тимофей. Про себя он только порадовался за брата — в конце концов — когда ты молод, надо успевать ухватить свой кусочек счастья.
Быстро выехав на Смоленское шоссе Соня и Женя за пять минут добрались до главного входа в Гидропарк.
Это огромное сооружение, занимавшее значительную площадь представляло собой нетронутую часть реликтового леса и цепь озер ледникового происхождения. Часть этих озер пришлось прочищать, так как их берега заболочивались. В этих местах были сделаны укрепление набережных без обнесения их мраморными парапетами и прочей ненужной ерундой. В озерах разрешалось купание, но главной фишкой парка, конечно, были различные водные суда, на которых по каналам можно было передвигаться от озера к озеру. Идея само собой была свистнута у мексиканцев с их Шочимилько, но Гидропарк занимал гораздо большую площадь. С запада на восток территория растянулась почти на пятнадцать километров. А в самой широком разрезе с севера на юг — около шести километров. Сняв моторный катамаран (катера в Гидропарке были запрещены, как и все суда с неэлектрическими моторами) Соня и Женя решили сначала проплыть по центральному каналу до Чистика, а там решить куда плыть дальше или сидеть и смотреть на закат с Чистика.
У озера Чистик, разумеется было много преимуществ, но закат с него был виден плохо из–за гористых берегов. Другое дело — озеро Рытое — с него открывался гораздо более живописный пейзаж.
— Как жаль, что в Гидропарке нельзя жить, — сказала Соня вдыхая лесной приятный аромат, — я бы осталась тут навсегда.
— Да? А комары и слепни тебя не смущают?
По поводу комаров Женя сказал правду — их тут водилось в изобилии, хотя с расчисткой болот стало меньше. А вот слепни убрались отсюда восвояси после освоения города — слишком прихотливы эти надоедливые насекомые к состоянию окружающей среды.
— Нет. Я люблю природу. Потому и иду на экологический.
— Согласись, что все таки комары — не лучшее ее изобретение.
— Жень, а ты уверен что любишь природу? Как ты можешь так говорить?
— Соня, успокойся. Давай наслаждаться закатом.
— Для этого надо успеть доехать до Рытого.
— Не бойся. На нашей моторке это от силы десять минут по объездным каналам. Пристегните ремни фрекен, сейчас нас немного будет трясти.
Женя включил мотор и катамаран начал разгон по водной глади озера Чистик в сторону канала к Рытому.
Пока влюбленные катались по озерам Надя рыскала по вечеринке в поисках хоть кого–нибудь, поскольку столько готовиться к этому вечеру и так круто пролететь — это надо было умудриться. Вместо любовного приключения она заполучила семейное, причем, по ее мнению не особо приятное.
— Наденька! — раздался до боли знакомый и ненавидимый голос. О нет, как такое может вообще быть. Надя подняла глаза и да, увидела своего отца, Сергея Никулина, в непривычно трезвом и даже ухоженном виде. Папуля пребывал в очень романтическом расположении духа и явно рассчитывал на длительный разговор с дочкой. Однако в Надины планы сия фиеста где–нибудь на кухне в планы не входила, потому она выдала следующее:
— Кто вы такой? Откуда вам известно мое имя?
В силу того, что Сергей много пил, по крайней мере в прошлом, Зина смогла воспитать в Наде капитальное неприятие отца, даже ненависть и презрение. Единственное, что утаивала Зина от дочери, это тот факт — ПОЧЕМУ Сергей из перспективного программиста компьютерщика за год опустился до алкоголика–забулдыги, которого Зина просто выкинула вон из своей квартиры и ни разу об этом не пожалела, поскольку расписана с ним не была, и дочь записала на свою фамилию. Полина не одобряла этот шаг дочери, но не встревала. Зина могла быть сколько раз виновата, но терпеть то, что Сергей пропивал все подряд и не останавливался, а в последствии и остался без работы, она терпеть не была обязана. Так и остался папа на улице.
Надя вскочила из–за столика и убежала в дамскую комнату, оставив своего отца в полном смятении от произошедшей сцены. Вбежав в туалет, Надя с досады запустила сумочку об раковину воскликнув:
— И какого черта он сюда приперся.
Тут она услышала зверские звуки, раздававшиеся из центральной кабинки. Кто–то уже активно отмечал выпускной актом первой дефлорации. Возможно не первой, но по звукам складывалось ощущение, что оба за дверцей, что называется, дорвались. Это окончательно добило Надю, она схватила свою ни в чем не повинную сумочку и в слезах выбежала из туалета.
Девушка выскочила на площадку где продолжали танцевать пары. Ей не оставалось ничего, кроме как налечь на закуски и выпивку, поскольку найти Тимофея и Риту ей снова не удалось. День был испорчен.
* * *
Виктор Носов засиделся в своем офисе до девяти вечера, это происходило с ним достаточно часто, поскольку он предпочитал поменьше времени проводить дома. Хотя там его ожидала порция виски и постоянно откалывающая номера супруга. Нет, виски можно и на работе выпить. Войдя в свой кабинет, представлявший собой серый куб с письменным столом, компьютером, двумя приземистыми тумбами для бумаг и шкафом с папками, Виктор зажег свет и упал в дорогое кожаное кресло. Это был единственный элемент мебели, на который Виктор не пожалел денег при меблировке своего кабинета. В него всегда было очень приятно упасть.